КАК Я МАМУ НАШЛА (Рассказы детей блокады).
…Я детства не помню. Совсем раннего детства. Что до войны было, не знаю. Помню смутно, словно какие-то картинки, всплески… Вот цветок желтый… Одуванчик, наверное. Вот угол дома, внутренний угол, знаете, так во дворах бывает. Когда дом буквой Г построен. Яркий угол, солнцем освещён, стёкла окон сверкают… А больше ничего. Я и блокаду не помню. Когда говорят «блокада», мне чёрное пятно видится. Наверное, я всё время спала… Или в комнате было темно всегда. Мне три года было, когда война началась.
Меня нашли, как потом я в личном деле прочла, на улице. Весной сорок второго года. Я шла одна. Никого рядом, никаких взрослых. Меня подобрали дружинницы, отвезли в больницу, а потом в детский дом. Я сказала, что меня зовут Юля. Больше я ничего не знала. Фамилию и отчество в детдоме дали.
Я стала себя сознавать и помнить что-то уже на Большой земле, на Урале. Когда в первый класс пошла. Учительницу помню, ребят в классе. Детдом наш. Многих после войны позабирали, ну, а мы остались. Кого некому было забрать. Там я и семилетку окончила. Работать пошла на завод и учиться в вечернюю школу. Учиться очень хотелось. Когда школу окончила, решила в институт поступать. Конечно, и на Урале много было институтов, но я же ленинградка. Я знала это. Я поехала в Ленинград. В институт я поступила. Как уж там экзамены сдала, не знаю, вряд ли отлично. Но меня взяли. Может, пожалели, что сирота…
Когда на вокзале в Ленинграде вышла – поняла, что дома я, дома… Хотя ничего не узнаю и не знаю, но такая … теплота охватила – я дома! В
институте, а я в Политехнический поступила, общежитие дали. Все праздники и Новый год мы вместе отмечали. Ничего почти на столах нет, а весело! Студенты же… А после Нового года сессия. В каникулы все по домам разъезжались, а мне некуда. Меня девочки приглашали – одни каникулы я у одной подруги провела, в деревне. На втором курсе – у другой, в небольшом городке. Тепло, уютно… Как я завидовала им, у них родители есть…
Летом я работать устраивалась, уборщицей. Стипендия маленькая, нужно было как-то жить. А вот на третьем курсе я никуда зимой не поехала. Звали, как не звать. Только я сама не захотела… Вот почему? Сама себя спрашиваю - почему? И не найду ответа…
Судьба меня вела, подсказывала…
Как-то утром проснулась я, чаю выпила с хлебом, да на улицу вышла. Хлеба купить на вечер, и прогуляться. Только я мимо булочной прошла. Почему прошла? Не знаю… Вышла к трамвайной остановке. Трамваи звенят, люди куда-то едут… Засмотрелась я. Подошёл трамвай, я даже на номер не глянула, вошла, купила билет, у окна место было, села. Еду просто так, не знаю куда… В окно смотрю. Только , знаете бывает так… Вдруг сердце ёкнуло – видела я уже это… И дом этот, и парадное с высоким крыльцом… Видела. Как дежа вю, знаете, бывает… Мысль мелькнула, сейчас вагон повернёт и мне выходить нужно. Почему повернёт? Куда выходить?
А он – повернул! Вышла я и… вперед пошла. Зачем пошла? Знала, чувствовала душой, что туда идти нужно. Быстро-быстро шла. Ещё два дома и… вот! Калитка металлическая, решетчатая, мне сюда надо… Вот и угол дома, тот, что мне виделся… И снова солнце в окнах отражается, всё, как тогда…А потом направо, первое парадное.
Побежала я. Скорее, скорее… Теперь опять направо, первый этаж, вот она, квартира… Остановилась. Возле двери три звонка. Я на верхний нажала и не отпускаю. Открыла девушка какая-то, по виду старшеклассница. Я её оттолкнула и бегом… Дверь слева, ещё дверь, справа кухня – я помню! А впереди комната… Моя комната! Двери распахнула – за столом семья сидит, обедают. Муж, жена и мальчик лет двенадцати. Знаете, у меня ноги чувствовать перестали… Плохо мне. Говорю еле-еле: «Это моя комната… Я здесь жила… Давно… До войны».
Как в замедленной съёмке вижу – женщина стала подниматься из-за стола , медленно-медленно, и так же медленно падать… Мужчина её подхватил, на диван усадил, по щекам хлопает… Всё-всё медленно…Вдруг женщина говорит тихо-тихо, но я услышала… Мне её шёпот громом показался… Говорит : «Люся… Люсенька…».
Я на колени упала и ползу к ней… Почему Люся, не знаю, но знаю, что это мама моя, знаю! Она тоже на колени опустилась , голову мне ощупывает, волосы убирает… Потом обняла меня, так обняла… Целует, плачет… У меня на мочке уха родинка, видите? Я потому и уши не прокалывала и серёжки никогда не носила.
Такое было… Это невозможно рассказывать, сердце разорвётся…
Меня на самом деле Людмилой звали, Люсей. Маленькая я была, «Люся» плохо говорила, называла себя Люля. Не Юля, Люля… Папа на фронте был. Почему нас не эвакуировали сразу, я не знаю … Мама молодая была, неопытная. Я спала, она меня оставила и пошла за хлебом недалеко, в булочную. Упала она в очереди… Кто-то поднял её, как-то в больницу доставили. Пришла в себя, кричит, там дома дочка осталась! А никого уже не было…
Видимо, я проснулась, мамы нет, и пошла искать маму. Пошла в другую сторону… Вот и вся моя история. Папу Николаем звали, так что отчество менять не пришлось, а к имени я привыкла. Правда, мама с папой меня всё равно Люсей звали… А мальчик за столом – братик мой послевоенный. Только мы с ним и остались теперь.
Он так и живёт в Ленинграде, Санкт-Петербурге. А я сюда, в этот город замуж вышла, дети и внуки, все здесь. Видимся с братом, конечно, часто.
А я всю жизнь думаю – что заставило меня выйти на улицу, мимо булочной пройти, сесть именно в этот трамвай? Судьба? Провидение?.. Не знаю… Но кто-то меня словно вел за руку… Кому-то было очень нужно, чтобы я нашла своих маму и папу…
Елена Полякова